2018 год
Семья отца запомнилась мне именно такой, словно с советской открытки: муж военный, жена домохозяйка и двое счастливых детей. На этой фотографии мои бабушка, дедушка, тётя и отец. Несмотря на воинское звание и внушительный послужной список, авторитет и уважение к деду воспитала в нас именно бабушка. Она так любила и гордилась своим мужем, что не любить деда было невозможно. В 1939 году дед ушёл служить в армию. Незадолго до призыва он успел жениться, а через некоторое время после его отъезда выяснилось, что скоро в молодой семье появится малышка. В кровавой войне уцелели все члены нашей семьи. Дедушка, не смотря на то, что дошёл до Рейхстага и даже оставил автограф на его стене, прошел войну без единого ранения. Но вернуться домой после объявления долгожданной победы сразу не смог. После капитуляции Германии дед участвовал в эвакуации железнодорожных войск. Позже за восстановление Варшавского железнодорожного узла он получил орден Красной Звезды. Домой дедушка вернулся в 1946 году. Но продолжил военную службу и вышел на пенсию в звании подполковника.
«На память от сына Германа. Март 1942 г.», - еле различимая надпись на обороте фотокарточки. Служба для моего деда началась в 1939 году со срочной службы в Красной Армии. Призвали деда матросом на Тихоокеанский флот. Но боевые действия начались для него тогда, когда на Родине праздновали победу над фашисткой Германией. С 9 августа 1945 по 2 сентября 1945 года шла война с Японией. Рулевому боевого катера Герману Чистякову хватило месяца, чтобы отличиться в бою. Две медали «За боевые заслуги», медали «За победу над Германией», «За победу над Японией» по сей день хранятся в нашей семье. После окончания войны о возвращении домой думать было рано, Германа еще ждала срочная служба. И вернулся старшина разведотряда к жене только в 1948 году. В общей сложности 9 лет длилась его морская жизнь. Вернувшись на сушу, дед посвятил себя другой стихии – земле. Работал в институте Геологии. Часто ездил в экспедиции по разведке минералов. Много в нашем доме сохранилось поделок и ваз из природного камня. Характер у деда, по воспоминаниям родных, тоже был «каменный». Даже тяжело заболев, никогда не позволял себе помогать и всё делал сам.
Эта фотография с наивной, даже трогательной табличкой «Прощай, уезжаю» стала пророческой. После летнего сенокоса в августе 1941-го ее сделал неизвестный фотограф в передвижной фототочке. На снимке моя бабушка Клавдия и дед Алексей перед отправкой на фронт. На войне часть, куда попал новобранцем рядовой Алексей Симонов, в первом же бою попала в окружение. Пока наши отступали, немцы отправляли пленных советских солдат на Запад. Так, почти и не успев повоевать, дед оказался в концентрационном лагере Эбензее под Зальцбургом в Австрии. А бабушка Клавдия с трехлетней дочкой – моей мамой – продолжала ждать писем, которых все не было. Всю войну она прожила, считая, что муж пропал без вести. И только в августе 1945-го, после освобождения австрийского концлагеря американцами, дед вернулся в Советский Союз. Как неблагонадежный, он прямиком попал в рабочий батальон, в село Балакирево Александровского района Владимирской области, где обязан был находиться безвыездно. Только в 1948 году в связи с амнистией ко Дню Победы всех репатриированных граждан, находящихся в рабочих батальонах, приравняли в правах к обычным работникам промышленности СССР. Но к тому моменту пути бабушки и деда разошлись совсем. На новом месте у него появилась другая семья, да и Клавдия вышла замуж за односельчанина вскоре после того, как узнала, что у Алексея – другая женщина. Так завершилась их совместная история. Единственное, что их связало – дочь, моя мама Екатерина Алексеевна Симонова, которая и сохранила это фото и трагическую историю любви и разлуки двух близких людей.
«Дедушка, ты почему плачешь?» – помню, как я растерялся от его реакции на сюжет в новостях – в 2000 году началась бомбардировка Югославии. «Ты что, не понимаешь? А если это снова война?» – ответил он мне. В своё время этот ранимый старик на войну ушел добровольцем. Новобранец Красной Армии не знал и слова по-русски! Как он преодолел этот языковой барьер мы не знаем, но вернулся дед с фронта, овладев не только военным навыком, но и русским языком. Времени на учёбу языка было больше чем достаточно. Накип прошёл в стрелковых войсках боевой путь от Украины до Польши. Не дошел до Берлина – его перебросили на Чукотку, так как 12 сентября 1945 года началась долгосрочная операция по усилению обороны Чукотки на случай возможной агрессии со стороны США. До отправки на Чукотку дед успел написать письмо своему отцу и сообщить о перемещении. Он подгадал, что поезд пройдёт через родные места. Но ни номера поезда, ни дня, ни времени не сообщил. Да он и не мог этого знать. Отец письмо получил и решил увидеть сына. Месяц! Месяц мой прадед просидел на станции в ожидании сына! И дождался! Две минуты продлилась радость встречи – столько времени стоял поезд возле маленького села в Татарстане. К счастью, это была не последняя встреча отца и сына. С Чукотки Накип вернулся живой, здоровым встретил его отец.
Это фото сделано в 1941 году в городе Красноуфимске Свердловской области. На снимке моя двоюродная прабабушка Лёля, так ласково её называли в семье. То, что Лёля – Анна, я узнала позже, и это стало для меня большим удивлением. Предполагаю, что такое милое прозвище она заслужила за постоянную заботу и помощь семье своей старшей сестры и её детям. Так Лёля благодарила свою родственницу за то, что смогла получить образование. Старшей сестре выучиться не удалось, а младшая Лёля была учителем русского языка и литературы и работала в школе, а еще держала корову и содержала небольшое хозяйство – в общем, по меркам военного времени, жила неплохо. Ей действительно хватало, и с роднёй она могла поделиться. Продуктами, которыми Лёля щедро снабжала родственников, семья старшей сестры смогла рассчитаться с рабочими за строительство дома. Домашнее хозяйство Лёли спасало и сирот, которых среди её учеников было немало. Несмотря на скромный образ сельской учительницы и женщины с чутким сердцем, у мужчин Лёля вызывала явно иные чувства. Её личная жизнь не вписывалась в нормы провинциального уклада. Она ни разу не была замужем официально, с мужьями жила в гражданском браке. И таких историй в её биографии было 4! В семье вспоминают, что одного супруга роковая любовь к Лёле довела до суицида. Ревнивый мужчина не справился с приступом ревности и избавил себя от мучений одним выстрелом. Единственный сын Лёли, к сожалению, тоже погиб. С тех пор она больше не пыталась создать свою семью и посвятила себя племянникам, их детям, ученикам – всем, кто нуждался в доброй и нежной Лёле.
Я очень люблю эту фотографию моей бабушки Надежды Ивановны. Здесь она такая молодая, красивая и с кудряшками. Сразу и не скажешь, что она ребенок войны. Её отец и мой прадед, поляк по происхождению, в 1937 году был репрессирован, в 90-е годы реабилитирован посмертно. Из-за подорванного здоровья в лагерях, на фронт его не взяли. Военные годы для большой семьи были и без того тяжёлыми. Из троих детей старшей была моя бабушка. Ей, конечно, досталось больше остальных. Маленькой девочке пришлось помогать родителям наравне со взрослыми. Главной задачей для всех домочадцев было пропитание. Непроходимое чувство голода и все мысли только о еде. Несмотря на то, что в военные годы семья жила в деревне, продуктов, да что там, даже картошки не было. Селянам доставалось лишь то, что не успели собрать с колхозных полей. По таким полям в поисках остатков от урожая ходила и моя бабушка. Из гнилой, мёрзлой картошки пекли лепешки. Везло, когда соседи звали пасти скот, ведь в плату за работу давали молоко. В эти дни дома варили кашу, и это был маленький праздник. Неудивительно, что пережив такие лишения и голод, накормить тех, кто рядом, для бабушки обязательно и сегодня. Стол «ломится» по любому случаю. Еду она разносит по соседям, подругам, родственникам. А если ждёт гостей, то готовит традиционный холодец, печёт пироги с картошкой и грибами и обязательно пиццу. Украв детство, война наградила бабушку неунывающим нравом и тягой к жизни. Сегодня ей восемьдесят пять лет, но она даст фору любой хозяйке в нашей семье, и не только на кухне.
Они познакомились в 1944-м, когда освободили Белоруссию. Бабушка только вернулась с семьей с Оренбуржья, где беженцами они прожили всю войну, ожидая освобождения Белоруссии. А дед – тогда двадцатилетний красавец, партизан, подрывник-разведчик, – был вчистую комиссован по здоровью и оставлен на освобождённых территориях восстанавливать советскую власть. Бабушка не считала себя красивой, и, рассказывая нам о своей юности, всё удивлялась: «И как он на меня внимание обратил? Я ж некрасивая была. А он – красавец, высокий, широкоплечий, с выправкой военной. Чем уж я ему приглянулась? Столько девчат было красивее и интересней…» Взрослой уже я, кажется, разгадала эту маленькую семейную тайну. В свои двадцать лет дед остался совсем один – в 1942 был расстрелян за связь с партизанами отец, в 1943 во время карательной операции сожжена заживо младшая сестра, в 1944, уже перед самым освобождением, расстреляли мать. И боль этих потерь, щедро приправленная чувством вины, что не смог уберечь самых дорогих и близких, жгла и не давала жить. Семья бабушки была чудом – в ней все остались живы. И отец семейства, мой прадед Антон Герасимович, под бомбежками всеми правдами и неправдами посадивший их всех на последний, уходящий в тыл поезд, и мама Анна Петровна, и четверо детей – все, включая маленького молчаливого Мишку, инвалида с детства. Зина, бабушка моя, была старшей – рано повзрослевшая, спокойная, она работала с малых лет, помогая поднимать младших. Для деда эта семья стала родной практически сразу – его приняли и полюбили. Этот снимок – первый их совместный портрет. Они тут очень счастливые – скоро появится на свет их первенец, старший сын Славик.
Когда вся страна узнала о нападении фашисткой Германии на Советский Союз, моя бабушка мирно спала после выпускного вечера. Нина Михайловна – одна из тех молодых девчонок, что со школьной скамьи ушли на фронт добровольцами. Военная подготовка в школах в те годы была хорошей. Большинство школьников имели оборонные значки ПВХО, ГСО, «Ворошиловский стрелок», но брали на фронт не всех. Требовалось получить военную специальность. В августе 41-го бабушка Нина выбила в райкоме комсомола направление на курсы радистов, и уже 8 ноября она гордо шагала в строю из шестисот девчат на параде войск на Площади 1905 года в Свердловске. Но флёр военной романтики быстро развеялся. Прифронтовой Валдай стал местом стажировки. Первые раненые и первые погибшие. Свердловские радистки вмиг осознали, что такое война, куда они так отважно стремились. Экипаж радиомашины, как правило, состоял из 7 человек, половина – девчонки. Приехав на место дислокации, первое, за что брался экипаж, зарывал машину, строил землянку, устраивал полевой быт и это неотрывно от прямой обязанности приёма и передачи радиограмм. Противник быстро обнаруживал радиостанции, поэтому место стоянки приходилось часто менять. И всё заново – рыть землянку, зарывать машину, укрываться. Подробную историю бабушкиной службы я узнала случайно. Нашла её рукописные записи и не могла оторваться. После войны Нина Михайловна работала библиотекарем, и в канун Дня Победы она часто выступала перед школьниками. С годами события стали забываться и бабушка записала всё, что помнила на тетрадных листах. Теперь эту подлинную историю нашей страны и моей бабушки бережно хранит наша семья.
На этой фотографии моей прабабушке восемнадцать лет, как мне сейчас. Она только окончила 10 классов и, не имея педагогической подготовки, поступила работать учителем математики и немецкого языка в Игнатьевскую школу. В семейном архиве сохранилась характеристика, которую директор дал моей прабабушке: «При добросовестном отношении к порученному делу и методическим знаниям от старших учителей Наталья Прокопьевна овладела педагогическим мастерством. Успеваемость по математике свыше 90%». Переехав в 1947 году в Ирбит, прабабушка и здесь работала учителем в школе №3. Так в годы войны в нашей семье зародилась династия педагогов. В этих же стенах работала и моя бабушка – дочь Натальи Прокопьевны, здесь учителем младших классов работает и моя мама. Я тоже хочу стать педагогом, но в художественной школе. Прабабушку я совсем не помню, но много хорошего знаю о ней. Она была большой рукодельницей. Вышивала гладью на швейной машинке, ткала ковры и вязала. Любовь к творчеству у неё проявлялась во всем. Даже поздравительные открытки для внуков она подписывала стихами собственного сочинения. Сегодня крохотную книжку с ее строками ученики и коллеги школы бережно хранят, как и память о любимом учителе Наталье Прокопьевне.
«Телефониста взвода связи 2 стрелкового батальона красноармейца Боровикова Николая Викторовича за то, что 24.07.44г. при наступлении на сильно укрепленную полосу противника в районе высоты 176 Лоймоловского района, Карело-финской ССР т. Боровиков поддерживал бесперебойную связь между стрелковой ротой и КП батальона. Несмотря на сильный артминомётный обстрел, он выходил на исправление линии, им исправлено до 20 порывов. Благодаря его отважным действиям он обеспечил бой управлением», – этот сухой, но такой важный для нашей семьи обрывок из Приказа №030-Н – единственная известная нам деталь со времен службы моего прадеда. За этот эпизод на Карельском фронте Николая Викторовича Президиум Верховного Совета Союза ССР наградил медалью «За отвагу». Согласно найденной учетной карточке прадед служил в 310 стрелковой Новгородской дивизии. В ряды Красной Армии он был призван Слободо-Туринским РВК в 1943 году, когда ему исполнилось 17 лет. Столько же, сколько и мне сейчас. Конечно, для меня мой прадед и его друзья-однополчане, с одним из которых он запечатлен на этой фотографии – герои. Знаю, что дед продолжил службу и после объявления о победе. Домой он вернулся весь израненный. Сегодня лишь одна мысль о войне пугает. Я бы не хотел пройти этот путь. Поэтому всё чаще задумываюсь о той силе духа и храбрости, которая осталась в памяти народа и на этом снимке.
Эта фотография сделана в самом начале войны, в сентябре 1941-го. На ней моя прабабушка Софья, педагог по образованию и рабочая завода №231 имени Ворошилова по воле судьбы. Танки и бронепоезда были нужнее фронту, поэтому о работе в школе пришлось забыть. Пока Софья Алексеевна не могла учить, училась сама. Окончила курсы экономистов и перешла из производственного цеха в отдел. Так и проработала до окончания войны. В 1946-ом году Софья сменила не только работу – она вышла замуж и переехала в Ирбит. Здесь прабабушка снова вернулась к школьной доске, теперь уже навсегда. В школе №13 прошла путь от учителя русского языка и литературы до директора. Даже выйдя на пенсию, она не смогла расстаться со школой и до последнего работала в библиотеке. Я родилась, когда прабабушки уже не стало, но она всегда рядом со мной: в моей школе её портрет висит на доске почёта, в школьной библиотеке стоят её личные книги. А дома в большом сундуке хранятся её наряды. Удивительно, что многие блузки и платья тех лет сегодня снова в моде. Я чувствую, что моя незримая связь с прабабушкой Софьей не обрывается, а с годами становится только крепче.
Свадебное фото моего прадеда Павла Викторовича. Помню этот снимок с детства и признаюсь, он во многом сформировал мой характер и даже манеру одеваться. Например, носить пиджаки я начал с 7-го класса. Видимо, подсознательно стремился быть на него похожим. Мой прадед – хороший пример для подражания и гордость нашей семьи! Он ушёл на фронт добровольцем и служил начальником автоколонны, вывозил трофейную технику с вражеской территории в тыл. В ходе одной из таких операций прадед попал в плен. Но не отчаялся, в лагере сформировал группу смельчаков и организовал побег. Более того, партизанский отряд прадеда умудрился увезти с собой боевые машины прямо из-под носа у врага. Кто знает, была ли это бесстрашная дерзость или тщательно продуманный план? Ведь солдатская участь бывших пленников на Родине тоже была незавидной. Но именно то, что «домой» они вернулись не с пустыми руками, спасло прадеда и его товарищей от НКВД. Он вернулся в действующую армию и продолжил военную службу, принимал участие в освобождении Будапешта и дошёл до Берлина. С фронта в качестве «трофея» Павел Викторович привёз пулю между рёбер, так и проносил её до самой смерти. О военных подвигах прадеда сегодня знает весь Ирбит. Об этом напоминает мемориальная табличка с его именем, которая украшает фасад нашего дома.
Моего деда, служащего сберегательной кассы, на фронт призвали не сразу, заменить ценного сотрудника было некому. Но в 1942 году муж и отец четверых детей, среди которых была и моя мама, ушёл на фронт. Служил Алексей Васильевич в стрелковом полку. Он был храбрый воин! Участвовал в Сталинградской битве, в операции на реке Одр. Да и как можно отмерить уровень героизма, когда каждый прожитый день – уже подвиг! Этот снимок был сделан в госпитале в Сибири, куда деда отправили на лечение после тяжёлого ранения. После выписки дорога на фронт лежала через родные места. Дед подгадал время с большой остановкой и отпросился у начальника навестить семью. Конечно, риск был велик для обоих, но начальник дал добро. Нет ничего случайного, ведь эта встреча с семьёй стала последней. Мама вспоминает, как отец долго обнимал их на прощание, будто чувствуя, что в последний раз. Он опоздал на поезд, пришлось догонять. Нагоняем от начальника дело не закончилось, в наказание деда долго не представляли к награде. Свою первую медаль «За боевые заслуги» он получил годом позже, а орден Красного Знамени – уже посмертно. О том, что муж и отец семейства геройски погиб никто не сообщил. Этот факт нашей семье оставался неизвестным до 2016 года, пока я сам не решил узнать о судьбе своего деда. Это был праздник для нашей семьи, и дело не в награде. Это всё равно, что получить письмо из прошлого. Деда нет, но память о нём жива!
Синий халат в горошек, любимый кот на руках и седые волосы – такой я запомнила свою прабабушку Нину. Мне было два года, но я дорожу этими воспоминаниями. Прабабушку любили все за безграничную доброту и трепетную заботу. В 1942 году, когда началась война, ей было четырнадцать лет. Для военного времени эта юная девушка была уже полноценным работником Ирбитского автоприцепного завода. Подводил Нину только рост, поэтому стоять у станка приходилось на ящике. Тяжелая работа, тяжёлые детали, тяжёлое время, а девичья душа тянулась к красоте и творчеству. К счастью, недалеко от завода находилась швейная фабрика, туда и перевели Нину спустя некоторое время. Перестроиться с грубых деталей на тонкие ткани было сходу непросто. Помогал наставник Приезжев, после войны он работал в ателье «Силуэт». Нина быстро освоилась и полюбила работу на долгие 47 лет. Именно столько проработала прабабушка на Ирбитской швейной фабрике в экспериментальной лаборатории раскладчиком. Она могла по ширине ткани и метражу рулона рассчитать, сколько получится рубашек. На досуге успевала обшивать всю семью. Теперь пинетки от прабабушки Нины навсегда останутся той ниточкой, которая как в прямом, так и переносном смысле будет связывать меня с ней.
«Пусть этот мёртвый облик напомнит обо мне живой», – так устрашающе подписала этот снимок моя прабабушка Софья будущему мужу. Фотографию она отправляла в период долгой разлуки, когда возлюбленный был уже связан другими отношениями. Но Софья не сдавалась, ее непоколебимую волю закалила война. Война началась, когда девочке было всего 11 лет. Про выживание в годы войны она всегда говорила коротко: «Это было сложное время». Не легче было для девушки и после войны. Мужчин возвращалось мало, а семейного счастья хотелось всем. В итоге целеустремленная Софья смогла завоевать любовь и построить крепкую и счастливую семью с прадедом Аркадием. Прабабушку Софью я помню плохо, была совсем маленькой и личных воспоминаний не сохранила. Лишь точно знаю, что твердый характер прабабушки следующие поколения женщин в нашей семье растеряли. Стали мягче и покладистее. Времена, к счастью, настали другие.
«Взгляни и вспомни мой оригинал»,– написал моей прабабушке её старший брат Саша на оборотной стороне этой фотокарточки. Весточку из Москвы в родное село Желанное Большеболдинского района Горьковской области он отправил 15 июля 1941 года. Двоюродному прадеду Александру тогда было чуть больше двадцати. О военном пути солдата мы, к сожалению, ничего не знаем. Связь с родственниками по линии прабабушки утеряна давно. Но помним, что Александр Алексеевич вернулся с войны. Со слов прабабушки, учился в военной академии и даже затем служил в Кремлёвской охране. В марте 53-го года стоял в оцеплении на похоронах генералиссимуса Советского Союза товарища Сталина. Позже работал в правоохранительных органах Украины, был начальником милиции под Донецком. Там же и похоронен. Наша прабабушка до последних дней повторяла, что старший брат Саша помогал ей всю жизнь, только благодаря ему она встала на ноги и научилась не бояться любых трудностей. За это мы всей семьей ему благодарны и сегодня.
Эту фотокарточку с фронта бабушка Пелагея получила, когда дед был уже комиссаром батареи. Ивану Зиновьевичу было уже 35 лет, когда началась война. Тогда он занимал должность инспектора в сельском хозяйстве. Управленца посадили в военкомат заместителем, чтобы он отправлял молодых парней на фронт. Но в тылу Иван Зиновьевич продержался недолго. Когда хлынул ворох первых похоронок с линии фронта, дед не выдержал и ушел Родину защищать. В составе Сибирской дивизии воевал в артиллерии под Москвой. Дослужился до старшего политрука, что приравнивалось к званию майора батареи. Дед получил осколочное ранение на передовой. 27 октября 1942 года он скончался после операции в Саратовском госпитале. Похоронили уральского бойца в братской могиле на Воскресенском кладбище. Я никогда не видел деда, но продолжил военную династию, правда, уже в воздухе – 36 лет прослужил в военно-транспортной авиации ВВС и также дослужился до майора. Летал на АН-12, АН-26, ИЛ-76 и самом грузоподъёмном в мире самолёте АН-124 «Руслан». Мой отец был штурманом-инструктором в Челябинском высшем военном краснознамённом авиационном училище штурманов. А мой сын, окончив Краснодарское высшее военное авиационное училище лётчиков, сегодня уже в третьем поколении служит Родине. Мне бы очень хотелось, чтобы и мой внук чтил славные традиции русской армии и знал, кто такой Жуков и Рокоссовский. Не говоря о тех бойцах, память о которых хранится в каждом семейном фотоальбоме.
Всё, что осталось от старшего брата моего деда, копия вот этого снимка. Когда младшему Ивану было 5 лет, совершеннолетнего Тимофея призвали на фронт. Шёл 1943-й год. Красноармейца из села Чендак, что в Казахстане, призвали в 90-ую стрелковую дивизию. В ходе Варшавско-Познанской операции при освобождении польского города Быдгощ в январе 1945-го года Тимофей Иванович получил ранение в шею и умер от потери крови. Его первичным местом захоронения стала юго-западная окраина города Нойенбург в Польше. Председатель родного Зерносовхоза пожалел мать семерых детей и не показал похоронку. Страшную весть сообщил лишь старшим дочерям. Но материнское сердце не обманешь. Женщина, чувствуя беду, замкнулась в себе и перестала разговаривать. Не обронив ни слова, она тихо умерла в октябре 45-го года. Между тем, в честь солдат, участвовавших в боях за освобождение Быдгоща, по приказу Верховного Главнокомандования в Москве был дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий. О том, что дед Тимофей, не отмечен наградами, я не сожалею. Не это главное. Войну выиграли рядовые русские солдаты, такие, как мой двоюродный дед. И об этом нельзя забывать.
На фотографии моя бабушка Нина Баикина со своим другом Михаилом Сорокиным, который ухаживал за ней. Она – студентка Челябинского педагогического института, он –курсант первого набора Челябинского высшего военного Краснознамённого училища штурманов. Беззаботный 39-ый год: на водной станции молодежь гуляет, веселится и фотографируется на память. В тот день фотоаппарат в руках держал будущий муж Нины и мой дед Николай. Влюбленный однокурсник Михаила не растерялся, когда друг дал понять бабушке, что первым делом самолёты, ну а девушки потом. У Николая всё было наоборот. Уже в марте 1941 года на свет появилась моя мама, а еще через несколько месяцев началась война. Молодая семья не успела познать радости семейной жизни. После возвращения с Финской войны деда направили в Бобруйск для прохождения службы. Дальше – война, бомбежки Бобруйска, эвакуация из Белоруссии на Урал и работа в школе. Химии и биологии Нина Николаевна учеников обучала прямо на полях, где вместе со всеми собирала замерзшую картошку под первым октябрьским снегопадом. С годовалым ребенком иногда сидели без хлеба до 20 дней. От голодной смерти спасал так называемый аттестат – документ, по которому получали деньги жены военнослужащих и вдовы. Муж Николай пропал без вести на Белорусском фронте в апреле 1942 года. Уже после войны мы узнали, что он погиб. А Миша Сорокин вернулся и после войны продолжил карьеру профессионального военного.
«Однажды мы перемещались с одной авиабазы на другую. У ПО-2 не было защитного стекла, и у одного из бойцов ветром сдуло вещмешок. Он попытался уцепиться, но потоком ветра в одно мгновение унесло и его… Всю неделю мы оплакивали разбившегося товарища, как вдруг на базу привозят нашего погибшего бойца – живого, счастливого и улыбающегося! Оказалось, на солдате был парашют. Не растерявшись, он попытался его раскрыть. Но не тут-то было. Парашют заело, он частично раскрылся перед самым приземлением. Боец отшиб ноги, но местные жители его отходили и привезли на авиабазу», – эту байку моя бабушка рассказывала с удовольствием, но вот за каждый самолет, не вернувшийся с задания, корила себя до конца жизни. На фронт она пошла добровольцем в 1942 году. После учебной части Гвардии ефрейтор Соколова Мария Ивановна была распределена в 3-ю Гвардейскую истребительную эскадрилью авиационного Сталинградского полка. Служила оружейницей. Отвечала за ремонт и обеспечение боеприпасами самолетов полка. Девчонки заряжали бомбардировщики перед тем, как они улетали в бой, а по возвращении чинили подбитые моторы и крылья. Так по пути от Сталинграда до Берлина они освобождали европейские столицы. При этом боялись больше не немцев, а бандеровцев, которые нападали на оружейников по ночам, пока те караулили боеприпасы. Когда дошли до Берлина, командир собрал всех выживших девчонок и показал им разрушенный Берлин с воздуха. Но он не произвел впечатления на боевых подруг.
Мой дед родился в семье сапожника в городе Верхнеуральск. Война началась, когда дед окончил 7 классов. И в четырнадцать лет он устроился разнорабочим на тракторную станцию. Навыки управления тяжелыми машинами пригодились на фронте – в ноябре 1944-го года Алексей был призван в армию и механиком-водителем танка Т-34 был отправлен в Японию, но тут же их часть передислоцировали в Румынию. На календаре был май 45-го. Кончилась война. В 46-ом деда направили на службу в немецкий городок Вюндсдорф, где в одном из фотоателье и была сделана эта фотография. В поверженной Германии деда больше всего впечатлил порядок. Несмотря на уличную разруху за фасадами еще сохранились следы упорядоченной немецкой жизни. После войны дед получил водительские права и всю жизнь проработал водителем. С женой Галиной, эвакуированной с Украины, осел в Магнитогорске. Водить машину дед научил всех внуков, в том числе и меня. Конечно, в детстве я хотел пойти по его стопам, но он убедил меня в выборе иного пути. Я музыкант. И когда я начинаю играть «Катюшу», с первых же аккордов вспоминаю дедушку. Он всегда запевал ее за столом или за рулем, как душа просила.
«Она слишком красивая для тебя!» – так напрямую говорили Ивану Суслову однополчане, когда моя бабушка Лидия отправила ему на фронт свою фотокарточку. Друзья дали пищу для сомнений, но влюбленные продолжили переписку. Ведь этот снимок боец сделал сам! Накануне войны ученик фотографа Иван Суслов проходил практику в челябинском фотоателье, куда юная Лида пришла делать фотографию на паспорт. Фотороман оборвался в 1940-ом году, когда Ивана призвали на службу, на границу с Китаем. Там в одной руке ему пришлось держать любимый фотоаппарат, а в другой – автомат. Лидия окончила 10 классов, выпускной состоялся в последний мирный день - 21 июня. А 22 июня 1941 года началась война. Вместо института пришлось идти на работу, во всех высших заведениях разместились эвакогоспитали. Бабушка Лида работала на заводе № 78 им. С. Орджоникидзе сначала в качестве ученика, а затем – контролёром ОТК. Проверяла качество снарядов. Трудилась там по 12 часов до 1943 года. Тогда же узнала о гибели старшей сестры, она погибла во время боёв на Курской дуге. Бабушка с дедушкой были знакомы 78 лет, 66 из которых прожили в браке. Когда бабушки не стало, я еще не знала, что беременна первым сыном, который родится в день рождения дедушки. Сегодня я жду дочку. На свет она появится накануне Дня Победы. И я решила, что назову ее в честь своей любимой бабушки.
Этот снимок моей бабушки был сделан накануне нового 1945 года в Польше, в деревне Августово, где передвижная радиостанция Тамары остановилась по пути из Прибалтики в Германию. Окончив курсы связистов в Новосибирске в девятнадцать лет, бабушка попала на фронт в 1944 году. Несмотря на глухоту правого уха, она меньше, чем за год, дослужилась до начальника радиостанции. По немецким улицам ее всегда сопровождал автоматчик. А сердце сибирячки обливалось кровью при виде лишений гражданского населения. По возможности она всегда подкармливала немцев из своего сухого пайка. О капитуляции фашистской Германии моя бабушка узнала одной из первых. В ту историческую ночь она приняла это победное сообщение. Праздновать в Берлине было некогда, работали, как на передовой – только успевали передавать сообщения во все концы. И снова в путь. Тамара Дмитриевна любила повторять, что девушек на фронте наши бойцы оберегали, как могли. Ей, первой красавице, поклонники писали не один год, но бывшая связистка разорвала все связи. Впереди была новая жизнь, новая работа и новый дом. О войне Тамара Дмитриевна не вспоминала два десятка лет, пока в 65-м её как ветерана не пригласили на Парад Победы на Красную Площадь. С тех пор для бабушки этот праздник был в прямом смысле слова со слезами на глазах.
Моя прабабушка – ребёнок войны. Когда фашисты напали на Советский Союз, ей было десять лет. В июле 1941-го отца забрали в учебку, на фронт он ушел танкистом, а уже в октябре пришла похоронка. Из-за плохой погоды боец получил воспаление лёгких и умер от осложнений на станции Орехово-Зуево. Там его и похоронили в братской могиле. Мать осталась одна с четырьмя дочерями. Маша была старшей, а потому воспитывать и нянчить младших сестёр пришлось ей самой. Овдовевшая мать трудилась в колхозе от зари до зари. А дома нужно было ухаживать за скотиной, заготавливать сено, работать в огороде. И все это легло на хрупкие плечи маленькой девочки. Картошки не хватало. Ходили в лес за лебедой, собирали колоски, чтобы хоть что-то наскрести на лепёшки. Школу сёстры забросили не потому, что было некогда, ходить было не в чем. Одни лапти на всех. А ведь когда-то семья Марии Ивановны шила пиджаки и плела лапти чуть ли не для всех жителей деревни Покровка. Из Башкирии в Челябинскую область прабабушка переехала в 1972 году вслед за младшими сёстрами. Среди перевезённых вещей была и эта фотокарточка. На ней прабабушке девятнадцать лет. Мне сейчас восемнадцать, но все родственники в голос твердят о том, что настойчивым характером я пошла в Марию Ивановну. Недаром я ношу её имя.
«В воскресенье 22 июня 1941 года в Париже был праздник – сабантуй. Народ веселился и гулял. Посреди веселья приехал военком и прямо с машины объявил, что началась война. Через три недели Владимиру пришла повестка», – таким запомнил начало войны мой прадед Владимир Васильевич. Мужчины рода Васильевых не раз защищали Родину, ведь корни нашего рода уходят к тем нагайбакам, что вместе с Суворовым перешли Альпы и победили Наполеона. Зная о подвигах предков, уроженец Челябинской области помнил в деталях и свой первый бой под Полтавой: «Оказались мы в самой середине боя. Стрельба идет ужасная, перекрёстный огонь. А у меня винтовка – ровесница мне, с 1914 года: ствол нагревается и патрон застревает. В итоге я её бросил и взял другую винтовку у убитого. Вокруг ужас, что творится. Тут нашего старшего лейтенанта ранило. Он меня увидел, попросил: «Васильев, не бросай». Огонь такой, что встать невозможно. Я на четвереньках к нему подобрался, уложил на плащу-палатку и потащил из огня. Когда увидел санитарную машину, перевёл дух и передал лейтенанта санитарам. Он снял свой командирский ремень, вместе с ним протянул алюминиевую ложку с надписью и сказал: «Вот тебе от меня. Спасибо!» Тогда из окружения вместе с дедом вырвалось всего 36 человек. Остальные земляки из Касселя, Остроленки, Требии и Парижа погибли. О всех перипетиях воинской службы прадеда мы узнали, когда ему уже было за 80. Он сам попросил тетрадь, где с ясным умом и удивительной памятью изложил всю свою биографию. Сегодня мы готовим к изданию книгу о нем, где на одной из страниц будут и эти две фотографии.
На оборотной стороне этого снимка написано: «В дни одиночной жизни в совхозе Фёдоровский». В 1941 году моей прабабушке Лене на самом деле было одиноко, несмотря на большую семью. На свет прабабушка вместе с сестрой-двойняшкой появилась в поле, дядя, который принимал роды, окрестил малюток одним именем. Не прошло и 8 лет, как девочки осиротели. Умерла мама. Когда девочкам исполнилось пятнадцать лет, отец «пристроил» прабабушку замуж. Она простила его и ухаживала за ним, парализованным, вплоть до его смерти. Не успела переехать в дом свекра, как началась война. Мужа забрали на фронт. И Елена, устроившись на работу в пекарню, стала кормилицей не только своей дочери, но и семьи мужа из восьми человек. Весь день таскала 20-ти килограммовые мешки с мукой да вёдра с водой, тесто надо было месить руками. Селяне голодали, но в рот лишней крошки не клали. В 1942 году за Еленой ухаживал директор совхоза, но Елена была замужем и отказала ему. За отказом последовала месть – оскорбленный директор подделал её подпись на накладной и обвинил в растрате. Прабабушку осудили на 8 лет и увезли в лагерь под Каменкой. Но уже через месяц отпустили, посадили того директора. В 1944 году ее муж погиб. Прабабушка Лена уехала со свекром в Среднюю Азию, где работала поварихой в поле, а позже – продавцом в магазине. В 1953 году за ней стал ухаживать Лосев Олег Саввич. Прабабушка вышла за него, и они прожили вместе до его смерти в 1962 году. Пусть и недолгие, но счастливые годы она провела именно с этим человеком.
У родной моей прабабушки не сохранилось ни одной фотографии – муж в приступе гнева сжег фотоальбом. Сохранился лишь снимок ее родной сестры. Отправив отца на фронт, двадцатилетние девчонки пошли рыть окопы. Линия фронта как раз проходила через родные Великие Луки, что в Псковской области. Немцы заходили в сёла, забирали молоко, кур, все, чем могли поживиться. Чтобы не умереть с голода, приходилось разорять ласточкины гнёзда и есть яйца. Деревни бомбили регулярно. Однажды, когда в 1943 году сёстры работали в типографии и печатали агитационные материалы, в здание угодила бомба. Они чудом остались живы. В первый раз бомба попала рядом с типографией, разрушив стену. А после попадания второй бомбы все опоры рухнули на станки – погибли двое мужчин-инвалидов, работавшие в цеху. В годы войны двоюродная прабабушка заболела тифом, и она лишилась своей косы в руку толщиной, что мы видим на этой фотографии. А новые волосы отрасли кудрявые. После войны обе сестры пошли работать малярами. Строили новую жизнь. Моя прабабушка переехала в Челябинск и вышла замуж, а её сестра вслед за любимым перебралась в Вильнюс. Я никогда с ней не виделась. Но в семье всегда повторяли, как я похожа на двоюродную прабабушку в молодости, а значит и на мою родную. По крайне мере, в это хочется верить.
Для поволжских немцев, как и всего советского народа, Великая Отечественная война стала настоящей трагедией. Старших братьев моей бабушки Аллы Яковлевны не взяли в ряды защитников Родины по политическим мотивам, и им пришлось пойти в партизаны. Когда фашисты на 46-ой день войны оккупировали Котовск в Одесской области, то старших братьев расстреляли на месте. Остальных пленили и вывезли на территорию Германии в трудовые лагеря. Там бабушка с мамой, сестрой и младшим братом ютилась до конца войны прямо под крышей вокзала. Дождавшись победы, они вернулись в родную Одесскую область, где в конце 1945 года и сделана эта фотокарточка. Счастье свободы было недолгим. По возвращении на родину поволжских немцев, как врагов народа, сослали в советские лагеря. Десять лет они провели в Казахстане, пока в 1955 году им на руки не вернули документы. Алла переехала на Урал, в знаменитый «танкоград», а ее сестра Тамара – в Алтайский край. Всю жизнь сестры толком не писали друг другу, боялись, как бы немецкие корни не аукнулись вновь. Свидеться им удалось лишь незадолго до смерти, когда было уже не до фотографий. Так что этот снимок из 45-го – единственный, где они запечатлены вместе. К слову, наша разница в возрасте с сестрой полтора года, как и у наших любимых бабушек.
На учебу в Горьковское ПТУ с приходом войны её выпроводила мачеха. Дала котомку с плюшками и отправила четырнадцатилетнюю девочку во взрослую жизнь. Вот моя бабушка на фотографии вместе с подругами из общежития – сидит слева, в беретике. Во время войны в Горький привозили очень много раненых, в том числе и на теплоходах по Волге. В свободное от работы и учебы время молодежь помогала разгружать теплоходы с ранеными. Пелагея Алексеевна вспоминала: «Несем и молча ревём, бойцы кричат: «Бросьте нас!» А как бросишь?! Мы думали, как там наши на передовой?! Кто им поможет?» Но самое большое потрясение было, когда их отправили расчищать бомбоубежище, в которое попала бомба. Многочисленные трупы, в том числе и детей, приходилось собирать по частям. Об этом она каждый раз рассказывала со слезами на глазах. Бабушка прожила почти 92 года, пережила войну, потерю дочери в мирное время – наверное, поэтому в ее глазах всегда таилась печаль. Я вспоминаю, что родные и друзья ласково называли бабушку Дуней или Дусей. Помню ее добрый и печальный взгляд, её пение под гитару. Буду помнить...
В Челябинск родные бабушки перебрались в 1939 году после семейной трагедии. На берегу Черного моря мама маленькой Лёры погибла под колесами автобуса, спасая старшую дочь. Та играла на обочине дороги. Вместе с дочками и тёщей овдовевший отец перебрался на Урал на заработки, где сошелся с женщиной, у которой на руках тоже было двое детей. Наступившая война разлучила только что образовавшуюся семью. Мачеху направили в трудовую армию, а дети перебивались, как могли – крошками. Бабушка вспоминала, что ей всегда хотелось кушать. Когда дома варили суп из пшенки, казалось, что брату или сестре подливали гуще, чем ей. С этим впечатлением голодного детства она боролась всю жизнь. Старшая сестра после окончания 8 классов пошла в медицинское училище на фармацевта, через год по её стопам последовала и моя бабушка. Каждое утро в семье начиналось с делёжки буханки хлеба на 5 кусков. Валерия не съедала все сразу, рассчитывала на весь учебный день. А там тоже голодные глаза! Со всеми поделишься, и ничего толком в свой рот не попадет. Спасались благодаря замёрзшей картошке. Из гнили стряпали котлетки и даже умудрялись продавать трудармейцам. Этот снимок был сделан после окончания войны и медицинского училища, летом 1947-го года в Челябинске, куда по распределению Валерия Васильевна попала на работу в аптеку поликлиники при ЧТЗ. В 50-ом году она встретила моего дедушку, который был фронтовиком. Вместе они прожили без малого 65 лет.
«Мама у нас слегла самая первая. Она в 1918 г. пережила голод в Ленинграде и у нее был больной желудок, а 1 февраля умер от голода отец, в марте умерла бабушка и остались мы одни с мамой. Солили хлеб солью очень густо, много пили, поэтому мы были опухшие как стеклянные. Сил ходить не было. Ходячая я была только одна. Мама и 3 сестры лежали и не вставали. Мы уже ничего не боялись: ни бомбёжки, ни обстрела - нам было все равно. Иду за хлебом, впереди идет человек, падает, умирает, шагаю через него и так дальше, везде валялись трупы…» – эти воспоминания бабушки, пережившей первый год войны в блокадном Ленинграде, как и этот снимок с подругой 44-го года, мы нашли уже после ее смерти среди личных вещей. Когда открыли «дорогу жизни» через Ладожское озеро, то выжившие женщины тут же «завербовались на Урал», куда были эвакуированы в сентябре 42-го года. В городе Сим Челябинской области устроились на завод №132, выпускавший агрегаты для самолетов. Целый месяц их кормили бесплатно в местной столовой. Со станции, где они жили в бараках, до города на работу каждый день добирались по узкоколейке: едут, поют, а вагон возьмёт да и перевернётся. Но никто даже не пугался. Пассажиры скопом поднимали вагон и двигались дальше. Им уже ничего страшно не было. Здесь на Урале моя бабушка вышла замуж за деда и до конца жизни следила за тем, чтобы каждый член семьи никогда не узнал, что такое смертельный голод.
Нина Федоровна вечно все пересчитывала: сколько выкопали картошки и сколько испекли блинов. Военная привычка труженицы тыла. В 41-ом бабушке исполнилось четырнадцать лет, а первая запись в её трудовой книжке появилась уже в пятнадцать, ей было столько же, сколько мне сейчас. Бабу Нину приняли в Билимбаевскую контору в должности почтальона. Тяжёлая сумка и нередко тяжёлые вести – такой была первая, но не единственная её работа. В голодное военное время приходилось много работать. Бабушка собирала мёрзлую картошку, присматривала за чужими детьми, успевала делать домашнюю работу и воспитывать младших братьев. В семнадцать лет она стала бухгалтером. Именно в этой должности ее призвали в воинскую часть № 62399 в Германию. В части была своя фотостудия. За три года службы бабушка привезла более ста фотографий. На одной из них бабушка несет чай командиру. Символично, что на этом фото она держит именно фарфоровый чайник. Ведь из Германии она привезла шесть пар из чайного сервиза и небольшую коллекцию фарфоровых статуэток. Этими предметами она дорожила больше всего. Когда в доме случился пожар, первым, что спасала Нина Федоровна из полыхающего жилища, были фарфоровые трофеи.
Молодая, красивая и влюблённая – такой я хочу помнить свою бабушку. Это фото предположительно сделано в тот день, когда мой дед приехал навестить любимую из армии. Есть аналогичное фото, на котором они стоят вместе – дед в форме. Но для проекта я выбрала именно этот снимок. Бабушка здесь такая серьезная и торжественная – видно, что тогда поход в фотоателье был целым событием. Война у Татьяны Николаевны украла юность в прямом смысле слова. Когда фашисты вторглись на территорию Советского Союза, бабушке исполнилось двенадцать лет. Ее семья жила в деревне в Тюменской области. Дальше – четыре года голода и нужды. Есть нечего, дойти в школу не в чем. Прабабушка работала в колхозе, бабушка чем могла, помогала по дому, а летом – ещё в поле. Жили трудно. Спасала только одна отдушина – Юра Шалобаев. Мальчишка, эвакуированный из Подмосковья вместе с матерью. Он стал её другом, а после войны и мужем. Отобрав у молодых ребят беспечность и радости юности, война, как ни странно, подарила им возможность любить и быть любимыми.
«На долгую память дорогому брату Коле от Вани». Этот снимок мой прадед Иван Александрович прислал с фронта своему двоюродному брату. Фотография сделана в Германии после объявления о капитуляции. Уйти на фронт с первых дней войны, получить ранение, вернуться в действующую армию и дойти до Берлина – таким был воинский путь моего прадеда. Я родился после того, как Ивана Александровича не стало, но назвали меня в его честь. Служил прадед связистом: обеспечивал телефонную связь, доставлял оперативную информацию в боевые части и оповещал об обстановке на линии фронта. Кажется, просто, но часто прокладывать связь приходилось под мощным обстрелом. В ходе одной такой операции прадеда серьезно ранило в живот, и он попал в госпиталь на территории Ленинграда незадолго до начала блокады. Вывести раненых из города не успели. Сотни больных были обречены на новые испытания, самым страшным из которых оказался голод. Прадед рассказывал своей дочери, моей бабушке, как ему приходилось в мороз бродить по пустынному Ленинграду в поисках съестного. Вспоминал, как собирали замёрзшие копыта животных, согревались под шинелью и неистово глодали кости. Такое сложно представить и невозможно забыть. Страх голода сохранился у прадеда на всю жизнь. Еды в доме всегда должно было быть в избытке. С войны у прадеда осталась и профессия. Вернувшись, он устроился на радиозавод, где и проработал до самой пенсии.
Моя любимая баба Маша запомнилась мне терпеливой и справедливой. Хотя эти качества вряд ли можно назвать особенными для людей, переживших войну, голод и потери. Но баба Маша была для меня особенной – особенно любимой. Такой доброты, смирения и душевной чистоты я больше не встречала в людях. И так необъяснимо для меня, что эти качества в ней воспитала война. Тяготы 40-х бабушка и ее семья пережили в родном Алтайском крае. Отца в семье не было, но было трое братьев – им-то и выпало на долю защитить нашу Родину. То ли судьба смилостивилась, то ли Божья помощь чудо сотворила, но все трое вернулись с фронта живыми и невредимыми. Бабушка рассказывала, что перед уходом на фронт мать тайком вшила братьям в бельё текст молитвы «Живые помощи». Пока братья воевали, женщины выживали. Мать работала на свиноферме и дома практически не бывала. Бабушка собирала мёрзлую картошку, пекла лепешки из отсева. Весной питались травой и молоком, благо корову сохранить удалось. Так и выжили.
После окончания войны бабу Машу родной брат перевёз на заработки на Урал. Так в Каменске-Уральском пустила новые корни семья Тарантаевых, сохранившая главное качество бабы Маши – любовь к людям.
После окончания войны бабу Машу родной брат перевёз на заработки на Урал. Так в Каменске-Уральском пустила новые корни семья Тарантаевых, сохранившая главное качество бабы Маши – любовь к людям.
Мой дед погиб, вернее, пропал без вести в первые дни войны. Эти куцые сведения подтверждались красной тимуровской звездой на воротах дома Бабани – бабушки Анны. Такие звёзды, если воин не вернулся домой, устанавливались в те годы на дверях квартир и воротах домов фронтовиков. Звезда, как любая подробность в детстве, вызывала интерес и вопросы: где и когда погиб дед? Иван Тимофеевич был кадровым военным. Поэтому, призвавшись срочником, службу начал сразу же с офицерской должности. В свой первый отпуск молодой офицер навестил жену, сына и не смог расстаться с любимыми – увёз с собой в город Котельнич, где была расположена часть, в которой он служил. Там и родилась незадолго до начала войны моя мама. Прожили молодые родители вместе недолго. В военной среде уже знали точно – войне быть. И, не дожидаясь приказа командования, дед отправил свою семью обратно на Урал, в деревню Сипава. Больше они не виделись. В мае 1941 года часть была передислоцирована в Прибалтику, в г. Резекне (Латвия), где из 203 стрелковой дивизии была сформирована 9 воздушно-десантная бригада 5 воздушно-десантного корпуса Прибалтийского военного округа. А 22 июня 1941 года часть, в которой служил лейтенант Алексеев, находилась на марше из Резекне в Даугавпилс. Там-то и оборвалась жизнь моего дедушки, и какая-либо информация о нем отсутствует. Молодой жене не досталось ни похоронки, ни точного места гибели любимого мужа. Осталась лишь любовь, которой баба Анна была верной до конца.
На этом снимке моя двоюродная бабушка Зинаида Степановна – студентка первого курса строительного техникума в г. Моршанске. В 1944 году она окончила 7 классов, и встал вопрос о дальнейшем месте учёбы. Выбрали строительный техникум лишь потому, что предоставляли общежитие, и вопрос жилья был решён. Военные годы внесли свои коррективы и в учебную программу. Студенты техникума работали на очистке железнодорожных путей. Поезда с ранеными и военной техникой шли непрерывно, а зима 1944-1945 гг. была очень снежной. Снегоочистительной техники не хватало, и снег приходилось чистить вручную. В стрелках снег быстро уплотнялся, лопатой не вычистить, метлой тоже. Вот и приходилось ребятам загрубелый снег выковыривать руками. Варежки быстро намокали, руки мерзли, работали по очереди, сменяя друг друга: один греет руки за пазухой, другой выгребает снег. Бабушка рассказывала, что к концу работы от холода у ребят опухали руки. С тёплой одеждой в военные годы вообще был страшный дефицит, и часто одну пару валенок носили всей семьёй по очереди. В 1945 году на побывку после ранения приехал муж средней сестры Нади. Увидел зимнее куцее пальто с кошачьим воротником бабушки Зины и не смог скрыть жалости. Недолго думая, он снял свою офицерскую шинель и отдал ей. Сменной одежды у него не было, уехал гость в одной телогрейке. Шинель распороли, вычистили швы, и старшая сестра сшила Зине пальто с искусственным воротником. В этом новом, красивом и таком теплом пальто Зинаида Степановна и стоит на этом фотоснимке.
В нашей семье историю любви бабушки Нади и её супруга Анатолия бережно хранят и передают из уст в уста, ведь она достойна внимания кинорежиссёров. Надежда Степановна ушла на фронт в числе добровольцев и служила полевой медсестрой, выносила раненых с поля боя, рискуя собственной жизнью. Часто медики не успевали добраться до раненых, погибали сами. Во время прыжков с парашютом девушек нередко уносило на вражескую территорию, а оттуда, естественно, никто не возвращался. Встреча с будущим супругом у Надежды произошла во время жестоких боёв на Курской дуге. Это было одно из ключевых сражений Великой Отечественной войны. В нем участвовало более двух миллионов человек. Спасти каждого, дотащить, выходить, поставить на ноги, вернуть в строй и в семью – и так изо дня в день, от сражения к сражению. Шли первые минуты сражения, а Анатолий был восьмым по счёту, кого Надежда Степановна выносила из-под обстрела. Тяжёлое ранение, большая потеря крови – шансов дожить до госпиталя у солдата не оставалось. «Подумала, что не донесу к своим», – вспоминала Надежда Степановна. И под градом пуль и снарядов молодая медсестра решила, во что бы то ни стало спасти этого парня, сделав ему прямое переливание крови прямо на поле битвы. Так она спасла жизнь своему будущему мужу! Анатолий очнулся в госпитале, и ему рассказали невероятную историю его спасения. Конечно, он начал вести поиски своей спасительницы. Нашёл. Увидел. Полюбил. Военно-полевой роман длился недолго. Поженились молодые, не дожидаясь конца войны. По нашим предположениям, это и есть свадебный снимок моей двоюродной бабушки Надежды Степановны.
На фронтовом снимке мой дед Дмитрий Иванович. Когда началась война, он, не задумываясь, записался на фронт и ушёл защищать Родину, жену и троих детей. Младшим сыном был мой отец. Дед про службу не рассказывал, за него говорили его награды: орден Отечественной войны II степени и медаль «За Отвагу». Я помню, как играл ими. Молчание деда о героическом военном прошлом понимаю. Сам полтора года провёл в Афганистане и вспоминать то время тоже не люблю. Нрав у деда был крутой, а авторитет – бесспорным. Рядом с ним каждый член семьи знал своё место и не смел перечить. Приложиться рукой по непокорной ребятне дед считал нормой даже тогда, когда у детей уже были свои семьи. Характер властного главы переняли все потомки, а вот внешняя схожесть с героическим прадедом досталась лишь правнуку, моему сыну. Конечно, война не обошла стороной и мамину семью. Из Днепропетровска её вместе с матерью эвакуировали в глубокий тыл на Урал. Когда враг подходил к городу, соседи успели предупредить, что пора уходить, иначе мои родные первыми повиснут на столбе. Мамин отец был политруком – таких родственников враг не прощал. Эвакуация спасла, но в родной город мама больше не вернулась. Каменск-Уральский стал убежищем, а после и вторым домом для всей нашей семьи.
«Главное было выстоять!» – так вспоминал военную службу Галий Хисамутдинович Вафин – мой дедушка, ветеран войны. На долю его семьи выпало немало сражений и потерь. Кажется, мужчины нашего рода только и делали, что воевали, многие так и остались на поле боя. В 1942 году под Смоленском погиб отец моего деда, двоюродного брата казнили в плену, а тесть пропал без вести. В 1944 году в восемнадцать лет на фронт призвали и моего деда. В пехотных войсках он прошел Литву, Польшу и Германию. Позже принимал участие в военном параде в Москве, и не единожды, по Красной площади промаршировал шесть раз!
Рассказы о военном прошлом у деда были сухими: то ли человеческая память блокирует тяжёлые воспоминания, то ли сам не хотел ворошить прошлое. Он выстоял в войне, и она не сломала его, не ожесточила. Помню, как он огорчался и замыкался, когда слышал по телевизору про человеческую жестокость – не понимал, как можно желать людям зла сегодня в мирное время. Но верил. Верил, видимо, как на фронте, что всё когда-нибудь будет хорошо.
Рассказы о военном прошлом у деда были сухими: то ли человеческая память блокирует тяжёлые воспоминания, то ли сам не хотел ворошить прошлое. Он выстоял в войне, и она не сломала его, не ожесточила. Помню, как он огорчался и замыкался, когда слышал по телевизору про человеческую жестокость – не понимал, как можно желать людям зла сегодня в мирное время. Но верил. Верил, видимо, как на фронте, что всё когда-нибудь будет хорошо.
«Всё можно пережить и исправить, главное, чтобы не было войны!» – эти слова моя бабушка повторяла часто, и она знала, о чём говорит. Ей было одиннадцать, когда враг напал на нашу страну. Отец, ветврач по профессии, ушел на фронт с первых дней. Мать осталась следить за детьми, как и во всех деревенских семьях, их было много – семеро. В 1942 году от полученных под Ржевом ран глава семьи погиб. А вместе с ним умерла и надежда, что когда-нибудь большой семье станет чуть легче. Страшный голод – именно так бабушка описывала военное время. С братом Сашей они часто бродили по полям, собирая засохшие колоски и мёрзлую картошку. В заботах о пропитании не оставалось времени на учёбу. В детстве жизнь преподала бабушке только один урок – нужно работать и верить! Так безропотно, в трудах, она прожила свою жизнь в совхозе «Красные Орлы». Вышла на пенсию, награждена медалью «Ветеран Труда». Став школьницей, я научила бабушку писать и читать. Мы часто читали книги. Я и она – вместе! Пробелы в учёбе успели исправить, правда, лишь до 5 класса…